В первый раз у них все получилось отлично - до того, как все скатилось черт знает куда - она почувствовала себя тогда всесильной.
В Лос Анджелесе, примерно между шестым и седьмым сезоном, задетая, она говорила, "Да, мы балуемся с игрушками" через стол, прямо Джареду в глаза, а Дженсен подле нее уронил голову на руки. "У нас нормальные доверительные отношения", говорила Данииль.
А Джаред откинулся на сидение и улыбнулся.
У меня есть кое-что для тебя, скажет Джаред, три года спустя, и Дженсен уставится на него негодующе. "Что, детка?" - спросит Джаред, очень-очень невинно, и Дженсен простонет, "ничем хорошим такие сентенции не заканчиваются", но он будет улыбаться. Тогда им будет - можно. У Дженсена на бедре будет татуировка, которую он никогда не покажет родителям, а на пальце - кольцо, которое он никогда и не думал, что там окажется.
Когда все начиналось, он носил другое кольцо.
- Есть ли что-то... - осторожно сказала Данииль, - чего тебе от меня не хватает, милый? - это через две недели после того, как Джаред поделился историей про "шкатулку сокровищ" своей очередной пассии. На весь зал, в баре.
- Что? - безэмоционально откликнулся Дженсен. На носу у него были очки, на коленях - сценарий, в руке красная ручка. Босая Данииль свернулась на диване рядом с ним, с бокалом вина.
- В постели, - уточнила она.
После первого свидания, свидания Дженсена и Данииль, Джаред сказал "Ну", провоцирующе-низким тоном, они сидели за отдельным столиком в ванкуверском баре, и Дженсен щелкнул картонной подставкой и сказал, защищаясь, "тут все не так". Данииль была другой.
Язык у нее был подвешен что надо, Дженсен с такими никогда раньше не спал.
- Милый, - сказала она, - кончай дурью маятся. Покажи-ка мне, что ты можешь.
Позже, и да, Дженсен тогда встал на одно колено - она сказала "да". "Нет" она тоже скажет, но потом.
У них был год. После свадьбы.
После развода, с Джаредом легко все не будет. Пройдет год, в который они не разговаривали, Джаред и Дженсен, после катастрофического финала седьмого сезона. Дженсен двадцать минут будет выдавливать из себя извинения и непропеченые объяснения, неловко присев на краешек громадной кровати. Для того, чтобы они оказались в одной комнате, понадобилось пять недель договоров через посредников и новый брак Чада Майкла Мюррея. "Я не уверен, - скажет Дженсен, - что мы можем быть друзьями...", и последующее "но" так и повиснет в воздухе, потому что Джаред, прислонившись к стене вашингтонского отеля и скрестивши руки на груди, скажет, "тогда раздевайся".
Дженсен так и поступит.
- Тебе стоит заглянуть к нам, - сказала Данииль, раскрасневшаяся от алкоголя, на вечеринке в честь седьмого сезона. Думая о руках Джареда, о самом его необъятном размере. О том, как выглядит Дженсен, разложенный на кровати, когда он ждет, когда каждая мышца его напряжена.
Джаред трезв.
- Возможно, и правда, стоит, - сказал он, и взгляд его скользнул к возбужденно смеющемуся Дженсену, к его лицу, туда, через всю комнату.
В Лос Анджелесе, перед седьмым сезоном, Дженсен отложил сценарий.
- Ты мне что-то хочешь сказать? - он улыбался, щурил глаза.
- Я раздумывала над этой темой, - ответила Данииль, а потом спросила, - хочешь подобрать что-нибудь особенное, для меня, а, милый?
Перед отъездом в Сан Франциско, где Данииль должна была пробоваться на съемки пилотной серии спин-оффа NCIS, она оставила сайт магазина открытым на дженсеновском ноутбуке. Сентиментальный момент: она купила там свой первый вибратор, и когда посылка прибыла к ним домой, она узнала упаковку. Посылка была адресована ей, но она не стала ее открывать сама, и дождалась, пока Дженсен вернется с эмпайровской фотосессии. Смазка - предсказуемо, как и всякая шуточная ерунда, и, наверное, фаллоимитатор. А вот ремешки заставили ее моргнуть недоуменно.
- Джен.
- Ты сама спросила, - сказал Дженсен, и плутовато улыбнулся из-за кухонного стола, и Данииль вдруг подумала, не без умиления, но как-то абстрактно, как будто Дженсен был ей не муж, а полузнакомый человек, "он порой такой мальчишка".
Он совсем не выглядит мальчишкой, когда Джаред прижимает его к кровати. Он выглядит, как мужчина.
Годы пройдут, и Данииль скажет, "да, это Дженсен. Он был моим мужем для начинающих". Она улыбается, пока будет это говорить, потому что тогдашний ее муж - вот его она оставит себе.
Оба ее брака в отдельности продлятся дольше, чем три брака Чада, вместе взятые.
В ту ночь, когда она впервые трахала Дженсена, Чад был еще на втором своем браке, а Джаред - на первом, хотя Джаред особо о нем и не трепался, а Женевьев не жила в Лос Анджелесе. Ремешки были дурацкими и твердыми, застежки - незнакомыми, Дженсен вдобавок заказал розовый фаллоимитатор - не цвета кожи, а ярко-розовый, как дом барби. Она себя в этом всем чувствовала абсурдно и неожиданно неловко - хотя они с Дженсеном до этого только что на люстре не кувыркались, и она знала, что все будет нормально, что им вместе достаточно комфортно, в том числе, чтобы посмеяться друг над другом.
То, что Дженсен с удобством разлегся на кровати и ухмылялся, глядя на нее, делу не помогало.
- Ты про смазку вспомнила? Скажи, что вспомнила.
- Иди на хуй, - нервно сказала Данииль, а потом велела, - перевернись. Я тебя так не смогу.
Год спустя, Джаред положит Дженсена так, как ему будет удобно. Его колени растолкают ноги Дженсена, одна рука вздернет его бедро, заставляя поднять зад выше, а вторая - спустя пару секунд, которые потребуются Джареду на то, чтобы вломиться внутрь одним элегантным, ужасным, сильным движением - опустится Дженсену между лопаток, вжимая его лицом в подушки. Рука Дженсена же сожмется на простынях Данииль так, что костяшки побелеют. Его спина будет выгнута отчаянно, но это не отказ - и он будет весь трястись. Он никогда таким не был для Данииль, никогда - так, будто ничего не имеет в этот момент значения. Только секс.
Она с ним была очень осторожна, в первый раз. Смазка, еще смазка, неловкие движения, пока она забиралась на него, ложилась, переносила вес на локоть, смотрела, как фаллоимитатор входит внутрь.
- И это все, детка? - спросил Дженсен. Она бы с радостью его заткнула, но у нее не получалось удержать равновесие, локоть съехал, фаллоимитатор оказался снаружи, а Дженсен так смеялся, что спокойно полежать не мог и секунды.
Джаред не осторожничал. И не нежничал.
Он умеет и иначе. В вашингтонском отеле Джаред будет бесконечно, безумно нежным, но этого Данииль никогда не увидит. Только урывками, годы спустя, после четырех фабричных рождественских открыток и двух, написанных от руки, после букета цветов в тот вечер, когда это уже имело значение, после свадебного подарка и неожиданного предложения провести воскресный вечер вместе, за барбекью - которое она неожиданно примет.
Она сама участвует в неком неожиданном приглашении, тогда, на вечеринке в честь седьмого сезона.
- Тебе стоит зайти, - сказала она Джареду, - он выглядит просто...
- Да ты гонишь, - ответил Джард. Выражение на его лице - горячее любопытство пополам с чем-то, что она не может ухватить.
С Джаредом она всегда чувствовала себя так - без всякой на то причины - как будто бы ей нужно что-то доказать. В тот момент ей ужасно хотелось, чтобы он увидел то, что видит она. Как Дженсен отдается ей, как пот течет по его спине, как он кончает - для нее и только для нее. Ее муж.
Джаред не спросил, знает ли Дженсен. Он сказал - позвони мне.
Что она и сделала. Позвонила, втихую, две недели спустя, когда Дженсен уже лежал голым в постели. А потом надела ему на глаза повязку.
Именно Дженсен через год позвонит Данииль и скажет ей, что они с Джаредом вернулись в Лос Анджелес. Они не вместе, нет, но он бы хотел узнать... она надеется больше никогда не переживать подобной беседы.
Беседы - это не то, чем Данииль занимается в постели. Она любит, чтобы разговор был погорячее. "Хочешь меня, Джен? Хочешь, чтобы я тебя трахала, хочешь, чтобы заставляла давать мне? Чувствуешь мой большой член? Нравится, да? Тебе бы небось, хотелось, чтобы кто-то увидел нас? Посмотрел, как ты мне даешь? Узнал, как ты прекрасно смотришься? Кончишь для меня?"
Когда первая половина седьмого сезона была на исходе, Данииль сказала, почти в шутку - а что, если это был бы Джаред - и Дженсен кончил, подаваясь на нее, умоляя, и эти нотки в его голосе. Она их никогда раньше не слышала.
Но они совсем не похожи на те звуки, что он издает, когда Джаред впервые трахает его. Совсем. Эти звуки - это отчаяние, и любовь, и страх, и безотчетное, непереносимое желание.
Но она думала только о том, как он будет кончать, когда сказала, "эй, Джаред". Она уж точно не была трезва на той вечеринке, и назревший вопрос так и просился наружу. Она думала, тогда, что это просто остатки некоего увлечения, Дженсена, Джареда. Она же не дурочка. Она их видела - вместе.
- Можно тебя кое о чем спросить?
Приехавший Джаред тихо поднимается по лестнице, теряя по дороге рубашку и кроссовки, и когда он появляется в проеме двери в спальню, говорить уже нечего, кроме как.
- Трахни его, - сказала она.
Джаред принес свой любрикант. Скидывает штаны и трусы, оставляет их на пороге, смазывает член опытным движением. Он даже не смотрит на то, как это делает - он смотрит на Дженсена, который распластан по кровати, а Данииль смотрит на Джареда. Ее бедра все еще движутся, аккуратно, но она привстает на колени. Протягивает руку. Она сама не знает, чего просит, просто - присоединись к нам. И будь добрым.
Но лицо Джареда. Лицо Джареда...
Данииль никогда раньше не хотела, не хочет сейчас и никогда не захочет Дженсена в будущем - настолько сильно.
Она спотыкается, когда встает с кровати. И Джаред занимает ее место.
Постель прогибается под ним, его колено влезает меж бедер Дженсена, Дженсен начинает приподниматься. Его рука тянется к повязке, но Джаред двигается быстрей. Джаред прижимает ее мужа к кровати, чтобы трахнуть его. Данииль будет проигрывать эту самую первую секунду в голове еще много-много раз. Если бы Дженсен оказался быстрее. Если бы он знал заранее. Если бы она сказала "нет". Если бы она никогда не сказала, "да, приходи".
Судя по дневникам людей, которые подписываются на меня последнее время, я собираю всю молчаливо-читательскую часть фандома потихоньку.) Что очень показательно, потому что я сама к ней принадлежу!
Вдогонку еще вопрос. Я думаю о том, чтобы купить голден на конвент в Сан Франциско в январе, они еще не раскуплены. Кто-нибудь может мне сказать, что нужно делать, когда покупаешь такие билеты? Нужно ли еще что-то бронировать, отель там, скажем? Я когда в Америке, то живу под Сан-Франциско, поэтому я бы хотела обойтись без. Что нужно знать, что нужно предусмотреть, что купить?
Расскажите, а вы предпочитаете что-то знать об авторах, фики которых вы читаете (или книги), или лучше, когда автор остается в тени, а важно только произведение? Если знаешь автора, то можешь начинать догадываться, почему он выбирает для описания ту или иную тему, почему одни моменты ему удаются хорошо, другие плохо, и т.п. Кроме того, если ты знаешь о его характере, биографии и поступках, ты можешь составить мнение, окрашенное эмоциональной оценкой - он становится симпатичен или нет, и это может влиять на последующее чтение его текстов. С другой стороны, зная, что автор, например, развит и образован в какой-то области, опытен, умен, в конце концов, то больше доверяешь его текстам. Любите ли вы читать автобиографии? А биографии писателей? А "дневниковые" посты в блогах у авторов?
Пространство коридора кажется уже, чем есть на самом деле - наверное, от жары. Душный воздух с трудом протискивается в легкие. Италия в мае не так уж ласкова к гостям; по крайней мере, не таким вот пьяным, сумеречным вечером, когда ласточки уже взвились в небо, но асфальт еще не успел остыть, и кажется, будто плывешь в этом топком мареве, бульоне, варишься, оседаешь на дно. Закрываешь глаза. Открываешь глаза. Марево не пропадает.
Внутри номеров вроде бы получше - в тех, в которых работают кондиционеры.
Дженсен делает шаг, другой, внимательно оглядывает медные таблички, держа в уме число двадцать. Коричневые поверхности дверей тонковаты на вид - он морщится, прикидывая. Наверное, все же, снаружи не особенно - слышно.
Вино было темно-красным, терпким, таким, как надо, как они хотели когда-то, чтоб было и у них - эту идею пришлось оставить пока, хотя Дженсен все еще натыкается на старые закладки на рабочем столе, наметки, планы. Деловая сторона осталась где-то позади, проморгали. Теперь только разве что наслаждаться чужими виноградниками. Почему и нет? Они в Риме, в конце концов, а где, как не в Риме, пить сухое, бархатное. В висках шумит, но недостаточно, чтобы не получалось идти прямо, и он доходит, наконец, до таблички с двадцатью, и стучит по двери раскрытой ладонью. Трям, трям.
- Открыто, - сообщает Джаред.
Он лежит поперек кровати, раскинувшись, точно королевская ладья по гавани, или распятье.
- Ботинки бы снял.
Джаред моргает, закрывает один глаз - луч заходящего солнца падает из окна ему прямо на веко, на челку, на вздернутый нос. Он смотрит вторым, не задирая даже головы, получается хитро, ненамеренно:
- На сегодня с шевелением покончено.
Дженсен вздыхает, садится на колени, расшнуровывает дорогие ботинки - как всегда, совершенно не подходящие к драным по краю джинсам. Гладит выпирающую косточку щиколотки.
- Ммм, - бормочет Джаред.
- Ммм, - соглашается Дженсен. Перед глазами все сужается, а потом слегка качается - то ли сел слишком резко, то ли вино. Он ждет, пока оно успокоится. Джаред ждать не умеет:
- Все закончилось?
Дженсен кладет голову ему на жесткое бедро, смотрит на ящики пузатого итальянского комода.
- Да. Нет. Не знаю.
Джареда этот ответ, по-видимому, вполне удовлетворяет.
- Устал?
Дженсен хмыкает неопределенно. Потом поворачивает голову, втыкает подбородок в джинсовую мякоть, отчего Джаред еле слышно ойкает, и принимается рассматривать его:
- Тебе нужно еще обезболивающее?
- Нет.
Он бледный, какой-то пожелтевший даже, и под глазами у него круги. Как и весь вечер. Завтра оно не пройдет, им уже не по двадцать лет. Через несколько дней, наверное.
- Я уже полпачки сожрал. Хватит.
- А что не спишь?
Джаред пожимает плечами и морщится.
- Осрик все никак не успокоится.
- Знаю. Зря он это.
- Конечно, зря, - пальцы Дженсена сжимаются вокруг острой коленки, - ты получил, то что...
- Джен, - выдыхает Джаред, - не надо.
Они молчат некоторое время. Ветер раздувает прозрачные желтые занавески, колышет их, мнет. За окном почти совсем тихо, снизу доносятся только редкие отголоски машин и смеха прохожих.
- Джен, - выдыхает Джаред еще раз.
- Мм.
Пальцы нащупывают ремень, вытаскивают язычок пряжки из последней дырочки. Тянут. Расстегивают металлическую пуговицу, вторую, третью. Джаред приподнимает бедра. Ткань моментально сползает с них, ей не за что держаться; обнажается косой контур паховых мышц, натянутая смуглая кожа на тазовых косточках. Дженсен когда-то чуть было не стал физиотерапевтом. Сейчас он не вспоминает об этом, но машинально оглаживает пальцами все, что видит, как будто рисует схему - поверх. Джаред не против. Он по-прежнему пытается не шевелить верхней частью тела.
Выбитое плечо может болеть неделями, месяцами. Если не повезет.
Дженсен наклоняется и берет в рот. Ему неудобно, и он привстает на коленях, упирается локтями в кровать, обхватывает ладонями поджатые ягодицы. Кожа Джареда нагрета, как и все сейчас в Италии, но ощущения от нее совсем не заморские - наоборот.
- Тут не хватает зеркала, - силится придумать что-то ненужное Джаред. Дженсен не отвечает на шутку, которая, может, и не шутка вовсе - делают же некоторые себе отражающие потолки. Он прерывает поток сознания Джареда так, как умеет. Джаред стонет, напрягается. Ладонь Дженсена ползет выше, втискивается между матрасом и узкой поясницей, чувствует это напряжение, как свое. Он теснее прижимается к нему, получается, как объятие, только - ниже пояса. Будь тут Себастьян, он бы пошутил про братские узы.
Двигаться так не очень удобно, но Дженсен терпит, дышит сквозь нос. Джаред скулит тихонечко, ерзает, все старается не двигать левой рукой, но правая все-таки находит Дженсена, гладит по шее, сжимается ниже. Ноги его раздвигаются, джинса мешает, он старается обнять Дженсена и сзади, скрестить щиколотки - ничего не выходит, и он выдыхает упрямо.
Дженсен отрывается на секунду:
- Лежи себе тихо!
Ему хочется подразнить Джареда, пощекотать терпкую головку языком, заставить его дернуться, выгнуться, может быть. Но сейчас совсем не подходящий момент, и Дженсен снова подхватывает его под ягодицы, опускает голову и старается, как может.
Он сосредоточен, весь погружен в свое занятие, и Джареда, кажется, ведет еще и от этого - бог его знает, что он там представляет, серьезного Дина, например, или вовсе ничего, просто его заводит это выражение лица Дженсена само по себе, скажем. Надо будет спросить потом. А лучше - не спрашивать, пусть останется несказанным, так правильнее.
Губы, наверняка безбожно пухлые, издают смешной чмокающий звук, но Дженсен не отвлекается - продолжает, ускоряется. Локти начинают разъезжаться, все приходит в неизбежное это предфинальное состояние, яростное, влажное, когда счет начинает идти на секунды, которые никто уже не отмеряет. Дыхание Джареда учащается, длинные пальцы на плече Дженсена начинают стискиваться, причиняя боль - он тоже устал, и затекшие от самолета плечи так и не пришли в норму, но сейчас это не важно, уже не важно; он чувствует капельку пота у себя на виске, чувствует, как тяжело и сладко пульсирует между бедер - он не собирался - сам - но поздно, уже поздно, конечно, как всегда - Джаред же... Джаред.
- Унннн, - тянет Джаред, отпуская дженсеново плечо и вцепляясь зачем-то в шею, скребя по ней пальцами, - аааа...
Дженсен прижимается бедрами к кровати, привстает, нажимает сильнее. Награда скользкими струйками прокатывается по языку, раз, другой, третий. Он прикрывает глаза, переживая чужое удовольствие.
Потом поднимает голову, отирает рот тыльной стороной ладони, сглатывает. Джаред - бескостная куча неги на красном гостиничном покрывале.
- Хорошо-о... - на щеках его, как карандашом - алые полоски, в пику давешней бледности.
Дженсен встает, стаскивает с него джинсы, потом носки. Поддергивает трусы на место.
- Ты так и собираешься спать - поперек кровати?
- Ты так и собираешься отойти - не кончив?
- Позже, - неопределенно машет рукой Дженсен, - я не по инвалидам, приятель.
Джаред прикрывает глаза. Снотворный эффект таблеток, кажется, начинает действовать.
- Хочу спать, - мямлит он. Большой ребенок. Восемь лет, Женевьев права, не больше.
Пока Дженсен умывается, плещет водой на лицо и руки, Джаред успевает заснуть. Во сне его лицо меняется, измученные болью черты разглаживаются, румянец тоже уходит. Он ровно дышит, приоткрыв рот и повернув голову набок, как будто прислушивался к чему-то перед тем, как отключиться.
Дженсен заворачивает покрывало с обеих от него сторон, накрывает его, как может. Всматривается в результаты своего труда. Качает головой.
Мамочки, последний раз я выкладывала продолжение Волчьей Ягоды в феврале... Ужасно много дел, просто ужасно. Но я точно не бросила фик и точно выложу продолжение.
финальный эпизод девятогоСмерть Дина и реакцию на нее Сэма мы уже видели и раньше. Так что здесь кубок за роль, честно сказать, отправляется к Кроули. Таким мы его еще точно не видели. Метатрон тоже был великолепен, в смысле, игра актера потрясающа. Тем не менее, сценарий "Сэм сполна расплачивается за свою ошибку" был отыгран до конца как по нотам. Нет, Сэм, так нельзя было говорить и делать. Сколько раз повторять? В прошлый раз, когда Дин умер, ты его отпустил, так делать тоже было нельзя. Теперь тебе достается - вот это. Брат-демон. Анти-Дин. Каким бы Дин не был, он никогда не бросал свою роль "старшего брата", никогда не снимал с плеч громадной ответственности, и всегда хотел - всегда-всегда хотел действовать с Сэмом заодно, если только мог ему доверять.Пришла пора заглянуть кошмарам в лицо. Хотеть быть одному, хотеть принимать решения только самостоятельно - совсем не бред и не наказуемая идея, вообще-то. Но только не в их паре. Но вы ожидали именно такой конец? Я - нет, так что элементу неожиданности сто баллов.
"Я соврал" было, конечно, бальзамом на душу, но поздно же, поздно. Однако плюс Супернатуралов в том, что все всегда можно попробовать искупить. Ничего окончательно непоправимого не существует. Кроме смерти ангелов и демонов, которые неясно куда попадают
А про фишку с радио сразу догадалась, прием старый (забыла, из какого классического сюжета... не помните? Но в принципе запись на диктофон речи торжествующего противника - реально классика), но как раз Метатрону такое, при все его любви к классике и разыгрыванию старых сценариев и подходит.
Динокасовцев тоже порадовали, Метатрон просто все сказал за последние две серии, что только можно сказать о том, в кого Кас влюблен и ради кого готов идти на все.
Но почему Кастиэль не поспешил на Землю, как только взяли Метатрона?.. Он мог бы успеть...
Судя по всему, последний эпизод будет эпическим. Джаред говорит, кстати, что будь он писателем, он не знал бы, как вывернуть из такого клифф-хэнгера. И при этом все они говорят в голос, что были удивлены его сюжетом и что считают его супер-поворотным и крутым. Ох, интересно, обыграют ли там вариант Каин-Авель. Ведь должны бы, по идее.
Насколько мне не нравились серии в середине сезона - я порой реально не понимала, что происходит и зачем, просто напрочь - и насколько натянутыми и недоигранными мне казались некоторые моменты (с Габриэлем, например, увы), настолько мне безумно нравятся последние две серии. Давно я не была в таком восторге. читать дальшеМолодцы сценаристы, нашли, как перетряхнуть сюжет и показать нам героев в совершенно новом и вместе с тем логичном свете. Это в девятом-то сезоне. Убийца-Дин, которого несет бурной рекой (очень красиво, и очень страшно). Сэм, которому пришлось отбросить все мысли о себе и своей роли отдельно от брата, потому что не складывается, в очередной раз не складывается, нет у него такой лазейки в ответственности, чтобы думать, исходя только из самого себя, как ему порой хочется, когда он совсем устает (а кому - не хочется). Он совсем ведь не умеет заботиться (брать на себя всю ответственность) о сильных (да и они и не дают обычно особо), умеет только о слабых и ведомых, а сейчас приходится сдерживать самую бурную реку из всех, что только может существовать в его жизни, куда там отец, куда там кто. И Кас, которому приходится доказывать, что он не верблюд, тому, кто всегда читал его лучше раскрытой книги, и которому тоже приходится вставать рядом с Сэмом и бок о бок сдерживать с ним поток, спасая и направляя того, кто всегда спасал его самого.
"Hello?" "Jared? "Yeah." "How's it going, man?" And Jared's off and running, "Oh, it's awesome, thanks. I'm watching this show called Man vs. Nature, it's wild. I want to be this Bear guy; I mean, his name's Bear, and he's fucking eating a live snake right now, I swear to god!" Silence. Jared rolls his eyes. If the guy didn't want to know what he was doing, why'd he ask? Speaking of: "Who is this, by the way?"
Для любителей пэйринга Джаред/Миша, читать дальшеесть реальный момент с конвента, где Джаред говорит "я использую для этого Мишины пальцы", а Миша добавляет "и только со слюной".
Because Jared…doesn't really have any sense of personal boundaries. Oh, he can learn that there’s a line and where it exists for some people but he doesn't really get it. Jared would happily gather up his favorite people into a great big hug and hold them just like that for the rest of his life. They could go everywhere together and it would just be GREAT. Jared’s aware that Jensen would consider that more of a ‘worst nightmare’ scenario. (c)
Что это Дженсен так расплясался? То ли настроение настолько хорошее, что распирает прямо, то ли непонятно. От неврозов тоже так скакать можно. Но вроде не похоже. Джаред, по-моему, в состоянии перманентного офигения от него на протяжении всего этого вегаскона.
В который раз думаю, насколько им хорошо - взрослеть. Особенно Дженсену.
P.S. Вест! Мне кажется то, что Миша притащил на кон ребенка лишний раз говорит о том, насколько искренни они бывают в плане взаимодействия с фанатами. В кабалу и рутину дите за просто так не потащишь.